Одесский РОК-КЛУБ

День первый.

Огонек сигареты подобрался к фильтру, и обжег пальцы. Я отбросил окурок, и он, казалось вечность падал в темноте, взорвавшись затем снопом искорок. Я сижу, уставившись в пустоту перед собой, пытаясь осмыслить происходящее. Сплошной туман вокруг пугает, и в тоже время, странно успокаивает меня. Трудно сказать сколько часов я пробыл в этой мгле, и далеко не ясно, как я здесь оказался. Я сижу прямо на земле, вглядываясь в сплошную серую пелену,и мысли неторопливо текут в моей голове. Наконец я решаю, что надо двигатся, быть может мне удастся как нибудь отсюда выбратся. Я снимаю с себя ненужный уже ранец, комкаю парашютный купол, и оставляю все это на влажной, земле. Больше всего беспокоит то, что я не могу выбрать себе ориентир. Все исчезает в сплошной серой завесе, стоит протянуть руку, и я уже перестаю различать ладонь. Вздохнув, я начинаю идти, наугад выбрав себе направление. Мне совсем не хочется есть, несмотря на то, что ел я в последний раз вчера вечером, накануне высадки. Что стало с ребятами, почему я здесь, уж не убило ли меня – вот те вопросы, на которые я стараюсь сейчас ответить. Мне стоило больших трудов не поддатся панике, когда я здесь очутился. Пропал самолет, пропали ребята. Я едва успел открыть купол, как вдруг увидел вокруг себя сплошную стену серого тумана, и ощутил землю под ногами. Сначала я подумал, что я умер, и вот он – иной мир загробной жизни. Но с другой стороны – я не почувствовал боли перед тем как сюда попасть. Со мной каким то образом, осталось все мое снаряжение, и оружие, которое, кстати сказать, не действовало. Я нажимал на курок, автомат выдавал беззвучную очередь, но туман словно глотал пули. Я провел инвентаризацию, и обнаружил, что со мной осталось все, что и было при мне, когда я грузился в самолет. На обмундировании небыло повреждений, крови я не заметил. Тогда я решил, что меня контузило, и я потерял сознание. Но в то же время, мыслил я четко, я чувствовал запах сырой земли, ощущал прикосновения, и боль.
Что ж, иногда появляются вопросы, над которыми лучше не замысливатся, до поры до времени. Наручные часы остановились, и я решил отсчитывать промежутки между привалами, количеством шагов. Каждые две тысячи шагов привал. И перекур. Со мной, в подсумке остался сухой паек на три дня, во фляге полно воды. И сигареты есть. Что еще надо солдату?
Я иду вперед, монотонно отсчитывая про себя шаги. Тишина вокруг и туман, постепенно начинают давить на меня. Воздух с трудом проходит в легкие, и тогда, чтобы как то побороть растущий внутри страх, я начинаю напевать популярную песенку, которую мы много раз пели взводом перед отправкой в Нормандию. Туман ловит звуки, и гасит их в полуметре от меня…
Первые две тысячи шагов. Непонятно почему, но я измотан до предела. Как будто сырая, черная земля высасывает из меня все соки, загоняя мне в жилы тягучую, бурлящую смесь, которая так тяжела, что я поневоле чуть не падаю на землю.Я лежу, тяжело дыша, уставившись куда то вверх, но там тоже – один серый туман. Есть по прежнему не хочется, и я подкуриваю сигарету, и вокруг распространяется сладковатый запах табака. Я упорно отгоняю всяческие мысли, касающиеся моего теперешнего положения. Все будет хорошо, я еще жив, и у меня есть еда и вода. Это основное.
Дым, перемешиваясь с туманом струится едва видимыми сизыми полосами. Ветра нет, и эти полосы окутывают меня, словно призрачная сеть. Я выкидываю окурок, и с трудом поднимаюсь. Перед тем как сесть, я начертил ножом стрелку на земле, чтобы зафиксировать направление. Теперь же я стараюсь разглядеть ее во мгле, но ничего не нахожу. Тщетно я вожу руками вокруг себя – земля так же гладка как и раньше. Выругавшись про себя, встаю, и двигаюсь дальше. Будь что будет. Надеюсь, я не хожу кругами…
Снова отсчет шагов. Стараюсь думать о чем то хорошем, о своих родных, затем вспоминаю друзей, вечер перед отправкой в учебку. Но все это навевает только лишь тоску, забирая у меня всякую волю к движению, к сопротивлению. Тогда разозлившись я останавливаюсь, и погрозив кому то кулаком, долго выкрикиваю в пустоту ругательства. Голос тонет в сплошной серой мгле, злость застилает мне глаза, и я кричу еще громче. Мне становится легче. Страх отступил, оставив усталость. Я продолжаю движение…


День второй

Я просыпаюсь, хватая ртом воздух, и бессмысленно шаря руками по земле. Туман кипит вокруг меня, рядом раздаются крики и пулеметная стрельба. Я вскрикиваю, переворачиваюсь вниз животом, и зарываюсь в землю, стараясь слится с ней, втиснутся в сырой грунт как можно сильнее. Рядом слышится топот, хлопки ответных выстрелов. Пулемет дает еще пару коротких очередей и замолкает, крики и одиночные выстрелы постепенно удаляются от меня . И тогда, уже совсем очнувшись, я вскакиваю и громко кричу, размахивая руками, пытаясь привлечь внимание людей, но все тщетно. В серой мгле снова не слышно ни звука, топот и пальба затихли, как будто были плодом моего взбудораженного воображения. Тогда я опускаюсь на колени, и некоторое время сижу без движения, пытаясь взять себя в руки. Вот так, пожалуй, сходят с ума… Придя наконец в себя, я собираю вещи, и двигаюсь дальше.
Я перестал считать шаги, это забирало силы, навевало на меня ощущение безысходности и мешало мне размышлять. Я пропитался туманом, стал его частью. Сколько времени я уже так бреду в сумраке?Я уже давно ничего не ел и не пил. И мне абсолютно не хочется. Автомат, это, теперь ставшее бессмысленным, орудие смерти, приятно оттягивает мне плечо. Толку от него никакого, но я не выбрасываю его, словно он является частью того, что еще связывает меня с реальностью. Туман вокруг меня сгущается, и я замечаю, что сырая земля под ногами постепенно превращается в болото. Теперь я иду по черной жиже, с трудом вытягивая из нее ноги, стараясь перешагивать и обходить лужи, полные гнилой, вонючей воды. В воздухе появился сладковатый, гнилостный запах. Я помню, где так пахло. Такой же запах был возле братской могилы, которую я видел однажды, в одной из зачищенных фашистами деревень. Идти становится все труднее, и тогда, словно протолкнувшись сквозь толщу тумана до меня долетает звук. Он как червь, буравит туман, это непонятное пульсирование, от которого подгибаются колени, и хочется бросив все, бежать без оглядки. Я хватаюсь за автомат и прислушиваюсь. Похоже, как будто где то далеко, за сплошной серой завесой, бьется огромное сердце, нагнетая жизнь в это чертово место, заставляя туман уплотнятся. Я осторожно продвигаюсь дальше, и натыкаюсь на колючую проволоку. Несмотря на то, что я здорово испуган, в голове мелькает мысль, что видимо, здесь есть люди, иначе, кто еще бы мог натянуть эту проволоку здесь?
Пытаясь осторожно перешагнуть ее, я цепляюсь за одну из колючек штаниной. Я судорожно пытаюсь освободить ткань, но проволока неожиданно отрывается сама, и в воздухе раздается звон. Он настолько громок, что пронизывает сознание насквозь, заставляя меня вскрикнуть и упасть на землю, прикрывая ладонями уши. Звон грохочет вокруг меня, отозвавшись троекратным эхом, и когда мне стало казатся, что еще немного, и я сойду с ума, звон исчезает. Я осторожно открываю уши, и сажусь, вслушиваясь во мглу. Вокруг снова тихо, я поднимаюсь, делаю несколько шагов, и, своим обостренным сознанием, я улавливаю движение в тумане. Словно на меня толчками пошел воздух. Словно кто то большой, необьятный, очень быстро приближается ко мне. Я не выдерживаю, срываю автомат с плеча, и громко визжа, даю очередь в пространство перед собой. Грохот вспарывает воздух вокруг, в глазах темнеет, и я падаю вниз, в черную липкую грязь, которая любовно чмокает, поглотив меня целиком.




День третий

- Очнись! Да очнись же! – меня нещадно трясут за плечи, голова готова взорватся от боли.
- Живой?
- Дышит вроде. Эй, дружище, плесни ка воды из фляги.
Ледяная струя обжигает мне лицо, и я с шумом выдохнув сажусь, до боли раскрывая глаза.В глазах рябит, во рту металлический привкус. Меня поднимают и мы бежим через поле, к расположенным у дороги домам. Двое ребят помогают мне идти, поддерживая с двух сторон. Я осматриваюсь – вокруг не меньше тридцати десантников, ни одного знакомого лица.
Мы подходим к небольшой деревне, и заходим в один из домов. Меня заводят в небольшую комнату, в ней два стола и несколько стульев, в углу старая решетчатая, металическая кровать, на которую грудой свалено какое то оборудование. На столах разложены карты, и несколько человек суетятся над ними, отмечая что то химическими карандашами.
Меня усаживают на стул, и на некоторое время оставляют в покое. В глазах двоится, я трясу головой, и пытаюсь прийти в себя. Нашарив флягу на поясе, жадно пью. Вода стекает по подбородку, и попадает за шиворот. Я вздрагиваю, и вытираю губы. Ко мне подходит военный врач с полевой аптечкой, и бегло осматривает меня, голоса доносятся как через толстый слой ваты:
- …цел, повреждений нет. Скорее всего контузило уже после того, как дернул за кольцо. Это просто чудо, что он при приземлении не свернул себе шею.
- Док, посмотрите на предплечье. Сзади, видите? Рукав распорот…
- Эй док, тут раненый..
Врач похлопав меня по плечу исчезает, и передо мной появляется другое лицо, обветренное, заросшее щетиной, в нахлобученной на затылок каске:
- ...хлопнули все отделение парень. Как есть ты один и остался от четвертого взвода..
Я пытаюсь сфокусировать взгляд на его лице, но оно постоянно уплывает, теряя очертания:
- …того и гляди отлкючишся. На ка, попей…
Губами я ощущаю горлышко фляги, вода сочится по моему горлу, и я снова выплываю на поверхность. Зрение обретает четкость, слух стабилизируется. Желудок делает попытку выбратся наружу, через пищевод, и я нагибаюсь, меня начинает рвать прямо на деревянный пол. Боец сочувственно похлопывает меня по плечу, что то бормоча себе под нос. Я выпрямляюсь, и, наконец окончательно прихожу в себя.
- Будешь закреплен за нашей ротой, пока не выберемся отсюда. Попали мы здесь в переделку – я всматриваюсь в говорящего со мной человека, и вижу сержантскую нашивку, боец перехватывает мой взгляд – сержант Хэгерти, можно просто Хэг. Восьмой десантный батальон, сто одиннадцатая рота. Тебя то как звать?
- Итон – я борюсь с вновь подступившей тошнотой – Итон Скотт, я состою…
- Состоял, парень. Ваш батальон расформирован, поскольку потерял больше семидесяти процентов состава.
Сержант достает из набедренного кармана скомканную пачку сигарет, подкуривает две сигареты, затем протягивает мне одну.
Я делаю несколько затяжек, ощущая как дым, словно тугая влажная веревка, проходит мне в легкие, и понимаю что смертельно голоден. Но едва я успеваю открыть рот, чтобы сказать об этом сержанту, во дворе дома раздается взрыв.Потом еще один, и еще. Огромные клубы пыли врываются в разбитые окна дома, я моментально оказываюсь на полу, рядом лежит сержант Хэгерти, напряженно вслушиваясь в наступившую тишину. Новых взрывов не слышно, в доме поднимается суматоха, с карт стряхивается земля, слышатся короткие негромкие команды. К нам подходит офицер:
- Хэгерти, проведите перекличку в своем взводе. Новый боец зачисляется в ваше отделение. Через минуту доложите о потерях.
Мы выходим на улицу, и перед глазами предстает картина – около пяти или семи домиков, два или три из них сметены почти начисто. Мы подбегаем к одному из уцелевших домов, и заходим внутрь. Внутри полным полно десантников, в углу, отгороженном ширмой – лазарет. За ширмой позвякивают медицинские инструменты, периодически раздаются негромкие стоны.
Хэгерти, став на покосившийся стол, орет на всю комнату
- Шестой взвод , ко мне! – к столу сразу начинают проталкиватся люди.
- Что там, серж?
- Все на месте, черти?
Посчитав людей, сержант выходит чтобы доложить. Я осматриваюсь вокруг, нахожу свободный угол, и сажусь там, положив рядом автомат. Только теперь, я вспоминаю, что со мной было недавно, этот туман, и дьявольщину, в которую теперь трудно поверить. Что это было?Сон?Контузия?Но все было так реально, и память отчетливо сохранила все подробности того, что происходило со мной.
Кто то окликнул меня, оторвав от размышлений, подняв голову, я вижу сержанта.
- Пойдем парень. Немецкие части на подходе, пора сваливать отсюда. Мы – в авангарде
- А взрывы?Что это было?
- Минометный расчет. Ну давай парень, поживее – сержант закинув на плечо карабин, выходит.
Я поднимаюсь, и выхожу во двор. Там уже стоит около двадцати человек, и мы уходим прочь от домов, перейдя затем поле, направляемся в лес.

Ух ты))) я первый читатель)
Интересно автор - давай еще !

да.. это будет посерьёзнее, чем рассказ) интересно, что будет дальше..)

хоршо пишешь) правда, по себе знаю, что самое трудное - это закончить начатое) очень надеюсь, что ты закончишь

Tanda
muurkka
хех, спасибо

Силгар
эх, это уж точно)я тоже на это надеюсь..

Интересно, парень у тебя хороший стиль и ты знаешь о чем пишешь.

Хорошо написано. Скупой, но четкий и емкий практически сложившийся стиль.
Единственное пожелание, тут я согласен с Силгар - успешно начать и закончить повесть. По себе знаю, как сложно слепить цельное произведение из готовых кусочков-серединок.

Творческих успехов, солдат!

Клещ
<xxWWWxx>
спасибо, друзья)

очень впечатлило)))буду ждать продолжения)

***

Сержант Хэгерти был закаленным, матерым бойцом. Его дед был военным, его отец был военным, и сам он с удовольствием следовал по стопам своих предков. Он побывал во многих передрягах, но никогда еще дело небыло так плохо, как сейчас. И теперь, когда он бесшумно пробирался по лесу, его чутье подсказывало, что немногие из парней, шагающих позади вновь увидят Штаты. Они шли уже около часа, оставив в полукилометре позади себя основные части. Уже дважды он останавливал отряд, и они ложились на землю цепью, ожидая нападения. Но все было тихо, и они, выждав время, поднимались и двигались дальше.
Хэгерти раздвинул руками еловые ветки, и, пригнувшись замер. Некоторое время он напряженно вслушивался в лесной гомон, подав знак идущим за ним бойцам остановится. Он явно что то слышал, и не просто обычный шум леса, а звук, сродни тому, как обламывается веточка, под неосторожным солдатским сапогом. Он подал сигнал, и весь авангард – человек двадцать, рассыпался жиденькой цепочкой, позади него, изготовившись к стрельбе. Хэгерти по прежнему стоял на месте, склонив голову набок, и всматривался в просветы между дереьвями. Теперь он отчетливо слышал негромкие голоса – чужая речь, резкие гортанные немецкие фразы, приглушенно доносились с другой стороны небольшой поляны.
Хэгерти начал тихонько отходить назад, и не успел он поравнятся со своими бойцами, как в стороне, метрах в двадцати от них раздался окрик, и что то взвизгнув толкнуло его в плечо.
Сержант бросился на землю, и тут же вокруг зашлепали пули, ударяясь о стволы деревьев. Двоих из отряда убило сразу, один из них лежал прямо перед сержантом, широко раскрыв серые глаза, удивленно уставившись в небо. Хэгерти пригляделся, и узнал новичка, десантника, которого нашли сегодня утром.
Ругнувшись, он подполз ближе, и приложил палец к горлу Итона. Пульс не прощупывался. Тогда, откатившись за ближайшее деревце, он дернул завтор карабина, и, поймав в прицел ближайшую фигуру, затянутую в шинель болотно-зеленого цвета, выстрелил. Немец падал целую вечность. Театральным жестом отбросив от себя винтовку, он схватился за грудь, и начал грузно оседать на землю. Вокруг уже шел бой, американская речь смешивалась с немецкой,лязгали затворы, хлопали винтовочные выстрелы, изредка перебиваемые коротким лаяньем автоматов. Немцы рассыпались вдоль деревьев на другом конце поляны, собираясь обойти отряд по бокам.
Хэгерти наугад расстрелял обойму, и подполз к ближайшему бойцу. Вокруг стоял такой грохот, что приходилось кричать во всю глотку, чтобы быть услышанным. Сержант отправил бойца назад, к своим частям, сообщить о столкновении с противником.
Собрав остатки авангарда – человек десять, они стали потихоньку отходить назад, передвигаясь короткими перебежками.
Хэгерти растрелял уже четвертую обойму, как вдруг почувствовал, что начинает неметь левая рука. Плохо слушались пальцы, и он, с трудом вытащив из подсумка перевязочный пакет, наскоро перемотал себе предплечье. Весь рукав был пропитан кровью, пуля прошла навылет. Сержант осмотрелся – с ним осталось не больше пяти человек. Справа уже мелькали между деревьев смутные силуэты, жидкий огонь уцелевших бойцов не мог остановить начинающих окружать их немцев. Хэгерти глянул на уцелевших десантников, и принял решение:
- Внимание! Сейчас мы прекращаем огонь, и рассыпавшись по лесу, попытаемся пробратся к нашим, – гортанные крики раздавались совсем рядом, пули уже крошили кору дерева, росшего за ним. – по одиночке у нас будет шанс просочится.
Хэгерти приподнялся и глянул по сторонам, нападающие были метрах в двадцати от них.
- По моей команде, бросайте гранаты, и руки в ноги!
Хэгерти выждал момент, и заорав «пошли», швырнул гранату в лес. Бойцы последовали его примеру, затем дружно вскочив, бросились в лес. Хэгерти бежал последним, и видел как бегущий чуть левее от него солдат дернулся, и выронив оружие, завалился на бок, задрав к верху небритый щетинистый подбородок.
Сцепив зубы, сержант как заяц петляя между деревьями, устремился в чащу леса, слыша как взизгивают совсем рядом пули, сбивая ветки с деревьев.


День четвертый

Я видел как упал сержант, а затем все перемешалось у меня в голове, небо опрокинулось, и когда я поднял голову меня уже окружал туман.
В голове звенело, я плохо понимал, что происходит, и потому, перевернувшись на живот изготовился к стрельбе. Я пролежал минут пять, прежде чем стал приходить в себя, и осознал, что вокруг нет деревьев, нет ребят и нет сержанта. Что вокруг сплошная серая завеса, и никакие немцы не собираются в меня стрелять, попросту потому, что их тоже здесь нет. Тогда я медленно сел, прислушиваясь к себе. Страха небыло. Была какая то пустота внутри, словно кто то вынул из меня душу, оставив внутри меня незаполненную полость.Я почувствовал смертельную усталость, глаза закрылись сами собой, я повалился прямо в грязь и моментально заснул.
Проснулся я от того, что кто то лил на меня воду. Встряхнувшись, я быстро сел, нашаривая руками лежащий рядом автомат. Шел дождь. Густые, липкие капли превратили грязь вокруг меня в жидкое мессиво, заставляя вскипать черную жижу тысячами черных пузырьков. Я с трудом поднялся, и постоянно оскальзываясь в грязи, двинулся в туман. Мне было все равно, куда идти. Я уже был здесь, и я знал, что искать какой либо ориентир – бессмысленно. Оставалось лишь брести в никуда, надеясь на то, что рано или поздно все это закончится…
Казалось я уже целую вечность шел под дождем, не думая ни о чем, медленно переставляя ноги. Несколько раз я подскользнулся и упал, прямо в грязь. Но мне было все равно, я поднимался, и двигался дальше, дождь смывал с меня вонючее месиво, пропитывая униформу насквозь жирными каплями.Но вот, мне показалось, что туман стал рассеиватся. И действительно, теперь я уже различал лужи, находящиеся как минимум в пяти метрах от меня. Я прошел еще немного и остановился.
Это был дорога. Грунтовая, кое где посыпанная щебнем, разбитая, испещренная огромными лужами старая дорога. Несколько мгновений, я стоял на обочине, раскачиваясь из стороны в сторону от усталости, и тупо скользя глазами по открывшемуся пейзажу, думал над тем, в какую именно сторону мне идти. Дорога, слегка изгибаясь уходила в туман. Тогда порывшись в нагрудном кармане я достал медаль. Такие медальки раздавали солдатам перед отправкой на фронт родные – на удачу. Какой нибудь богатый бизнес-воротила в Штатах, наверное немало нажился на продаже этих бесполезных вещиц. Подбросив ее вверх и поймав, я глянул на медаль. Судьбе было угодно, чтобы я повернул направо. Ухмыльнувшись, и запихнув железку обратно в карман, я двинул прямо по дороге.
Что ни говори, а идти стало гораздо легче. Дорога была плотно утоптана, приглядевшись я даже заметил колеи от колес. Ну и кроме того – теперь есть хоть какая то определенность. Если есть дорога, значит она куда то ведет. И, судя по всему, дорогой этой регулярно пользуются. Я прошел около двухсот метров, и вышел на перекресток. Глядя на расходящиеся в стороны полосы дорог, я озадачено остановился. Постояв и поозиравшись по сторонам, я решил сделать привал, и тогда уже четко решить, куда мне направлятся. Я присел на землю у обочины, и достал сигареты. Что то изменилось. Мне уже не хотелось курить, и теперь я тщательно всматривался в туман. Медленно, как во сне, из тумана выплывали силуэты. Это была странная процессия. Закутанные в старые рваные шинели фигуры без всякого строя, под не прекращающимся дождем, беспорядочно брели по дороге. Они сливались с туманом, зрение выхватывало лишь отдельные их черты. Усталые лица, погасшие глаза. Многие были вооружены, некоторые даже тащили на плечах давно устаревшие станковые пулеметы. Невыносимой, тяжелой скорбью веяло от этого шествия. Какая то вечная, немая печаль застыла в этих фигурах, заставляя меня опустить голову. Так и прошла эта колонна, и исчезла в тумане, а я еще долго сидел уставишвись в пустоту, и прислушивался к своим ощущениям.

Да - здорово, стиль действительно отличный - и узнаваем! Жду продолжения!

OswalD, супер! Жду, как и все, что будет дальше. Придумываю свои варианты развития событий, но интересно узнать задумку автора. Надеюсь, Ты нас не разочаруешь, солдат! Начало положено. Действуй!

Лианна
Клещ
спасибо ребята)

Клещ
ох и я надеюсь. что не разочарую)

Внезапно появился ветер. Словно большая, мокрая ладонь, стыдливо толкнула меня в лицо. Я очнулся. Кряхтя поднялся, и двинулся по следам прошедшей колонны.
Что же это было? И кто эти люди, если это конечно, люди…
Я не чувствовал страха, было лишь какое то дикое любопытство, словно если я догоню колонну, дерну ближайшую фигуру за рукав и загляну в размытое ее лицо, что то раз и навсегда прояснится для меня, и я услышу какой то ответ, разом на все мучившие меня вопросы. Невольно ускоряя шаг, я вглядывался в полупрозрачную мглу, надеясь разглядеть впереди сутулые силуэты. Я почти бежал по сырой, утопающей в грязи дороге, но никак не мог настигнуть процессию, словно все то что я увидел, было плодом моего воображения. Я все ускорял и ускорял темп, и, наконец, споткнувшись с размаху полетел в дорожную грязь. Секунду ошеломленно полежав, я вытер капельки грязи с лица, и медленно сел. По бокам дороги, смутно вырисовываясь из тумана, стояли здания. Большинство было почти разрушено, и металлические остовы уныло торчали из разбитых стен и груд битого кирпича. Поднявшись на ноги, я прихрамывая сошел с дороги, и направился к ближайшему строению. Когда-то это был четырех этажный дом, теперь же весь фасад был снесен начисто, открывая вид на ободранные, потемневшие от времени и влаги, обои комнат. Осторожно ступая по битому кирпичу, я вошел в то, что раньше было подъездом, и поднялся по разбитой лестнице. Постояв немного на лестничной клетке, я вошел в квартиру. Здесь царил хаос. Почти вся мебель была сломана, на полу валялся строительный мусор и всяческий хлам, по углам была навалена какая то рухлядь. Выглядело все это так, словно кто-то в спешке собирал вещи, да так и не успел их подобрать…
Я прошел через две комнаты, и вошел в гостиную. На полу, посреди мусора, лежал труп женщины. Она была одета в вылинявшее, полусгнившее ситцевое платье, и трудно было определить ее возраст – кожа сморщилась и почернела, пустые глазницы нагло уставились прямо мне в лицо. Меня прошиб пот, и я словно бы заново осознал, где нахожусь. Я поспешно отвернулся, и направился к выходу. Но не успел я ступить за порог, как вдруг с улицы донесся приглушенный звук. Это был обычный, вполне людской звук – звук работающего мотора. Мигом обернувшись, и бросившись к окну, я выглянул наружу. Из окна открывался прекрасный вид на дорогу, по которой, пробуксовывая и давясь ревом мчался крытый грузовик, выкрашенный в темную, защитную краску. Подъехав к ближайшей разрушенной постройке, грузовик лихо развернулся, и тут же из кузова посыпались солдаты, на ходу проверяя и прилаживая получше экипировку. Это были не сутулые усталые фигуры, помрачающие рассудок своим гротеском, а уверенные в себе люди, они быстро перемещались, и громко перекрикивались хриплыми голосами. Всего их было человек пятнадцать. Они заняли ближайшие два двухэтажных здания, и затихли там. Грузовик же постояв на месте, громко просигналив на прощанье, рванул дальше по дороге. Воцарилась тишина, казалось воздух звенит от напряжения, и тут, прорвав наконец молчание, невдалеке ухнул взрыв. И сразу же из зданий, где закрепились бойцы, захлопали выстрелы. Угол обзора не позволял увидеть, в кого они стреляют, и тогда, я приладив автомат к бедру, задрав его стволом вверх, сбежал вниз по ступенькам и выскочил наружу. Сразу сильнее хлынул дождь, будто кто-то, решив, что просто тумана недостаточно, повернул краник, и вода лилась теперь с неба сплошной стеной. Я оббежал вокруг развалин, и сразу увидел атакующих. Некоторое время я стоял на месте, разинув от удивления рот, но когда стрелы стали бить в землю рядом со мной, я, коротко ругнувшись, кинулся к постройке, откуда стреляли незнакомые мне бойцы. Нападающие будто сошли со страниц учебника истории. Они были одеты в какое то подобие кожаной брони, вооружены мечами и арбалетами, и их было много. Очень много. Целые орды вливались в короткий переулок полуразрушенного поселка, они гибли десятками, и десятки новых занимали места погибших. Я прокрался вдоль стены и осторожно выглянул. Первые шеренги нападающих уже зачищали одно из оборонявшихся зданий. Там звенело оружие, и громыхали крики. Вот один боец выпрыгнул из разбитого окна, но не успев пробежать и метра, взмахнул руками и упал, получив сразу две стрелы в спину. Возле дверного проема, еще один боец орал и отмахивался автоматом от набежавших мечников, которые с полным презрением к смерти рубили его в капусту длинными тусклыми палашами. Огонь из второго же здания немного поутих. Но сейчас, присмотревшись, я увидел как из парадных дверей выбежало двое человек, у одного на спине были громоздкие баллоны, и он, присев на колено, полил жидкой полосой огня окна первого этажа соседнего дома. Тотчас же раздался многоголосый вой, и из окон и дверей стали вываливаться орущие лохматые факелы, которые бросались на землю, и катались, рассыпая вокруг искры…

так! начит...я не просто требую, я требую самым решительным образом продолжения!)))) а то нечестно так..маленькими порциями выдавать